Любопытно отметить, что Совет национальной безопасности США 13 марта 1989 года принял конфиденциальный документ о том, как администрации Буша вести дела с Горбачевым. В нем прямо говорилось, что целью американской политики должно быть не оказание „помощи" Горбачеву, а взаимодействие с Советским Союзом таким образом, чтобы „подталкивать его в направлении, желательном для нас".
И администрация Буша не без успеха подталкивала Горбачева и Шеварднадзе. Она совместно с Бонном добилась от Горбачева крупных уступок в другой ключевой области — объединении Германии.
Остановлюсь чуть подробнее на этом важном вопросе. Начиная с 1989 года МИД стал активно разрабатывать новые идеи глобальной и европейской систем безопасности (долгое время мы в своей политике исходили из того, что основным фактором нашей безопасности в Европе является наличие там сбалансированной двухблочной системы, однако события конца 80-х годов заставили подумать об альтернативах). Предполагалось, что эти системы должны существовать в рамках Объединенных Наций, а в Европе — в рамках совещания по безопасности и сотрудничеству. Таково было основное направление, предложенное нашей дипломатией, и Горбачев охотно поддерживал его. Он с энтузиазмом говорил о своем видении этой европейской системы безопасности в образе „общего европейского дома", где все нации Европы будут совместно мирно жить, как добрые соседи в одном „доме", причем США и Канада будут „проживать" на той же улице, если и не в этом „доме".
Вашингтон не разделял этот энтузиазм, но публично не возражал, будучи занят совместно с союзниками идеей объединения Германии.
Важное значение имела первая полномасштабная встреча Горбачева с Бушем 3 декабря 1989 года на Мальте (мне довелось участвовать в этой встрече). Значительное место на переговорах заняли проблемы разоружения. Но главными, по существу, были вопросы советско-американских отношений в свете прихода в США новой администрации, реформ Горбачева в СССР, развития событий в Восточной Европе и вокруг германской проблемы. Вопрос об объединении Германии не значился в подготовленной заранее повестке дня. Правда, Берлинская стена рухнула еще за месяц до встречи и идея объединения Германии получила новый импульс на Западе.
Буш осторожно прозондировал отношение Горбачева к этой идее. Горбачев высказался в том плане, что наша европейская политика основывается на приверженности „общеевропейскому процессу" и эволюционному построению „общеевропейского дома", в котором будут учтены интересы безопасности всех стран. Но он не уточнял, как это должно быть сделано, хотя у него и был с собой меморандум наших европейских и германских экспертов на эту тему („объединение Германии должно быть окончательным продуктом постепенной трансформации политического климата в Европе, когда оба блока — НАТО и Варшавский договор — будут распущены или объединены по взаимному согласию").
Вопрос о Германии подробно не обсуждался на Мальте, но для Буша и для Запада было важно в принципе, что Горбачев не отверг с ходу разговор об объединении Германии, как преждевременный, а именно этого опасались Вашингтон и Бонн{36}.
Не менее значительным по своим последствиям для развития событий в Восточной Европе было подтверждение Горбачевым — в ходе обсуждения с Бушем положения в странах этого региона, — что „доктрина Брежнева" мертва. Президент США воспринял это важное заявление как фактическое заверение Горбачева не вмешиваться в происходящие в странах Восточной Европы события, что, разумеется, активизировало деятельность Вашингтона по развалу социалистического блока. При этом США не брали на себя конкретных обязательств по созданию новой сбалансированной системы безопасности в масштабах всей Европы. Кто знает, быть может, уже тогда в кабинетах внешнеполитических ведомств стран Запада зарождалась идея продвижения НАТО на Восток, которая сейчас активно обсуждается.
Понимал ли Горбачев в тот момент (и позже) опрометчивость подобных своих поспешных заверений, хотя бы с точки зрения поддержания элементарного международного баланса сил, столь необходимого для дальнейших успешных переговоров и дипломатического торга? Или он был полностью заворожен обещаниями Буша не использовать во вред Горбачеву ослабление советских позиций в Восточной Европе, а также своим „новым мышлением" в отношениях с Западом? Не знаю. Но, во всяком случае, ясно, что в решающий момент он сознательно дистанцировался от бурных событий в Восточной Европе. „То, что происходит там, — прямо заявил Горбачев на заседании Политбюро 2 января 1990 года, — не должно нас сбить с пути, ни в мыслях, ни в действиях". Буш мог быть доволен. А Горбачев был удовлетворен полученным от президента США обещанием поддержать его реформы, а может быть, даже оказать экономическую помощь.
Любопытно, что сам Горбачев так охарактеризовал общий итог встречи на Мальте: „Отношения вышли на новый уровень". Бейкер также оценил эту встречу, как важный фактор в улучшении советско-американских отношений в 1990 году и как успех американской дипломатии в этой области.
Тем временем американский президент активизирует свои усилия в германском вопросе. Уже через неделю после Мальты Буш направляет Горбачеву личное послание, в котором на этот раз прямо ставился вопрос об объединении Германии. Президент писал, что этот процесс должен проходить в соответствии с принципом самоопределения без навязывания немцам каких-либо решений со стороны и с пониманием, что все это будет „частью растущей интеграции европейского общества", которая будет носить „постепенный и мирный характер и осуществляться в рамках эволюционного процесса".
Таким образом, обе стороны вроде согласились тогда с тем, что объединение Германии должно быть частью общего процесса, направленного на создание новой формы европейской безопасности и стабильности, которые до этого в течение сорока лет гарантировались сбалансированной, но жесткой структурой двух противостоящих блоков. Позиция в пользу эволюционных изменений в интересах создания новой общеевропейской системы была поддержана Политбюро.
Ключевым пунктом разногласий с Западом оставался вопрос о военно-политической структуре объединенной Германии. Вскоре, однако, стали происходить непонятные метаморфозы в поведении самого Горбачева, который взял практически все переговоры по Германии на себя. Под давлением США и ФРГ (Буш и Коль активно использовали конфиденциальный персональный канал связи) он начал колебаться. Правда, во время встречи на высшем уровне с Бушем в Вашингтоне (в конце мая 1990 года) Горбачев пытался маневрировать с идеями о нейтрализации объединенной Германии или об одновременном ее членстве в НАТО и в Варшавском пакте на период, необходимый для объединения обоих блоков. Однако все его зигзаги и колебания продолжались недолго. По мере того, как нажим со стороны западных держав усиливался, а реформы в стране буксовали, Горбачев начал сдавать позиции, уповая на сотрудничество с Западом как на свою основную козырную карту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
